Неточные совпадения
Когда источники иссякли, он изредка, в год раз, иногда два, сделает дорогую шалость, купит брильянты какой-нибудь Armance, экипаж, сервиз, ездит
к ней недели три,
провожает в театр, делает ей ужины, сзывает молодежь, а потом опять смолкнет до
следующих денег.
Я этот месяц выдержал, может быть только несколько расстроил желудок; но с
следующего месяца я прибавил
к хлебу суп, а утром и вечером по стакану чаю — и, уверяю вас, так
провел год в совершенном здоровье и довольстве, а нравственно — в упоении и в непрерывном тайном восхищении.
Следующий день, 31 августа, мы
провели на реке Сяо-Кеме, отдыхали и собирались с силами. Староверы, убедившись, что мы не вмешиваемся в их жизнь, изменили свое отношение
к нам. Они принесли нам молока, масла, творогу, яиц и хлеба, расспрашивали, куда мы идем, что делаем и будут ли около них сажать переселенцев.
Весь
следующий день мы
провели в беседе. Река Санхобе являлась крайним пунктом нашего путешествия по берегу моря. Отсюда нам надо было идти
к Сихотэ-Алиню и далее на Иман. На совете решено было остаться на Санхобе столько времени, сколько потребуется для того, чтобы подкрепить силы и снарядиться для зимнего похода.
Несмотря на недостатки, она, однако ж, не запиралась от гостей, так что от времени до времени
к ней наезжали соседи. Угощенье подавалось такое же, как и у всех, свое, некупленное; только ночлега в своем тесном помещении она предложить не могла. Но так как в Словущенском существовало около десяти дворянских гнезд, и в том числе усадьба самого предводителя, то запоздавшие гости обыкновенно размещались на ночь у соседних помещиков, да кстати и
следующий день
проводили у них же.
На
следующий, видно, было еще хуже нашей маменьке, потому что нас и здороваться
к ней не
водили.
На
следующее утро, когда я сошел
к чаю, матушка побранила меня — меньше, однако, чем я ожидал — и заставила меня рассказать, как я
провел накануне вечер. Я отвечал ей в немногих словах, выпуская многие подробности и стараясь придать всему вид самый невинный.
Весь
следующий день Егор Егорыч
провел, запершись в своей комнате, и только
к вечеру спросил чаю с хлебом и затем снова заперся. Вероятно, он этот день
провел в умном делании, потому что сидел неподвижно на своем кресле и, держа свою руку под ложечкой, потом все более и более стал поднимать глаза
к небу и, видимо, одушевлялся.
Следующее лето было ужасно. Мало-помалу сестер начали
возить по гостиницам
к проезжающим господам, и на них установилась умеренная такса. Скандалы следовали за скандалами, побоища за побоищами, но сестры были живучи, как кошки, и все льнули, все желали жить. Они напоминали тех жалких собачонок, которые, несмотря на ошпаривания, израненные, с перешибленными ногами, все-таки лезут в облюбованное место, визжат и лезут. Держать при театре подобные личности оказывалось неудобным.
Следующий день он нарочно
провел на охоте и вечером, чтобы бежать от себя, ушел
к Белецкому.
Весь
следующий день Миклаков
провел в сильном беспокойстве и волнении. Он непременно ожидал, что когда придет
к Григоровым, то усатый швейцар их с мрачным выражением в лице скажет ему строгим голосом: „Дома нет-с!“.
А так как я в это время ездил
к ним на парном извозчике, то уже на
следующее воскресенье старики буквально доверили мне
свозить их Полонушку в цирк.
В
следующее посещение Бешметевой
к Санич француз превзошел сам себя; по крайней мере в отношении
к Юлии он так был любезен, что та как бы невольно проговорила с ним целый вечер, и когда она собралась домой, то Мишо объявил ей решительное намерение
провожать ее верхом и защищать в случае какой-либо опасности до последней капли крови.
Он бросился быстро
к дверям
провожать их; на лестнице получил приглашение бывать, придти на
следующей неделе обедать, и с веселым видом возвратился
к себе в комнату.
На
следующем привале мы снова увидели его. Рысенок был на дереве и обнаружил себя только тогда, когда мы подошли
к нему вплотную… Так
провожал рысенок нас до самой реки, то забегая вперед, то следуя за нами по пятам. Я надеялся поймать и, быть может, даже приручить рысенка.
Однажды за обедом Егоров подпер голову кулаком и
завел ни
к селу ни
к городу речь о кавказских князьях, потом вытащил из кармана «Стрекозу» и имел дерзость в присутствии княгини Микшадзе прочесть
следующее: «Тифлис хороший город.
Утром
следующего дня комик Сигаев, зайдя
к Щипцову, застал его в ужаснейшем состоянии. Он лежал под пальто, тяжело дышал и
водил блуждающими глазами по потолку. В руках он судорожно мял скомканное одеяло.
Тютчеву, однако, не было суждено смирить бешеный нрав даже любившей его женщины-зверя. На
следующее после знакомства лето, заподозрив его в неверности, Дарья Николаевна приказала запереть его в «волчью погребицу», где несчастный инженер
провел страшную ночь и лишь
к утру какими-то судьбами успел убежать от рассвирепевшей мегеры — Салтыковой, готовившейся наказать своего «изменщика» розгами.
Вот зачем приезжал Антон Эренштейн на Русь! Да еще затем, чтобы оставить по себе
следующие почетные и правдивые строки в истории: «Врач немчин Антон приеха (в 1485)
к великому князю; его же в велице чести держал великий князь; врачеваже Каракачу, царевича Даньярова, да умори его смертным зелием за посмех. Князь же великий выдал его «татарам»… они же
свели его на Москву-реку под мост зимою и зарезали ножем, как овцу».
«Надо бы
к ветеринару
отвезти, а мне завтра некогда. Ну, да так пройдет», — думал Владимир Михайлович и забыл о собаке, мечтая о том счастье, какое может дать ему красивая девушка. Весь
следующий день его не было дома, а когда он вернулся, рука его долго шарила, ища звонка, а найдя, долго недоумевала, что делать с этой деревяшкой.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у
следующего селения как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса
проводил его в деревню
к маршалу Даву.